Тусклый луч блестит на олове, мокрых вмятинах ковша… Чуть поваркивают голуби, белым веером шурша. Запрокидывают голову, брызжут солнечной водой, бродят взад-вперед по желобу тропкой скользкой и крутой. Бродят сонные и важные, грудки выгнуты в дугу, и блестят глаза их влажные, как брусника на снегу. Сад поник под зноем парящим, небо — синьки голубей… — Ты возьми меня в товарищи, дай потрогать голубей.- Верно, день тот был удачливым ты ответил: — Ладно, лезь…- Дребезжать ступеньки начали, загремела гулко жесть… Мне расти мальчишкой надо бы у мальчишек больше льгот… А на крыше — пекло адово, сквозь подошвы ноги жжет. Целый час с тобой стояли мы (неужели наяву?), птицы в небо шли спиралями, упирались в синеву… Воркованье голубиное, смятый ковш, в ковше — вода… А часы-то в детстве длинные — и такие же года. Кто их знал, что так прокатятся, птичьей стайкой отсверкав… Я ли это — в белом платьице, с белым голубем в руках?