Прозрачных пальцев нервное сплетенье, Крутой излом бровей, усталость век, И голос — тихий, как сердцебиенье, — Такой ты мне запомнилась навек. Была красивой — не была счастливой, Бесстрашная — застенчивой была… Политехнический. Оваций взрывы. Студенчества растрепанные гривы. Поэты на эстраде, у стола. Ну, Вероника, сядь с ведущим рядом, Не грех покрасоваться на виду! Но ты с досадой морщишься: «Не надо! Я лучше сзади, во втором ряду». Вот так всегда: ты не рвалась стать «первой», Дешевой славы не искала, нет, Поскольку каждой жилкой, каждым нервом Была ты божьей милостью поэт. БЫЛА! Трагичней не придумать слова, В нем безнадежность и тоска слились. Была. Сидела рядышком… И снова Я всматриваюсь в темноту кулис. Быть может, ты всего лишь запоздала И вот сейчас, на цыпочках, войдешь, Чтоб, зашептавшись и привстав, из зала Тебе заулыбалась молодежь… С самой собой играть бесцельно в прятки, С детсада я не верю в чудеса: Да, ты ушла. Со смерти взятки гладки. Звучат других поэтов голоса. Иные голосистей. Правда это. Но только утверждаю я одно: И самому горластому поэту Твой голос заглушить не суждено, Твой голос — тихий, как сердцебиенье. В нем чувствуется школа поколенья, Науку скромности прошедших на войне — Тех, кто свою «карьеру» начинали В сырой землянке — не в концертном зале, И не в огне реклам — в другом огне… И снова протестует все во мне: Ты горстка пепла? К черту эту мысль! БЫЛА? Такого не приемлю слова! И вновь я в ожидании, и снова Мой взгляд прикован к темноте кулис…